Столица Нижний: Арсений Гончуков: «Нижний очень кинематографичен» — Арсений Гончуков

Арсений Гончуков 

режиссер, сценарист, писатель

Меню Закрыть

Столица Нижний: Арсений Гончуков: «Нижний очень кинематографичен»



Арсений Гончуков: «Нижний очень кинематографичен»

Я очень долго боялся смотреть твои фильмы. Боялся тяжести. Сегодня утром я посмотрел «Сына». И мне, сыну, было тяжело. Но мне, зрителю, было хорошо, спасибо. Хотя, может, я начал не с того фильма? С какого фильма ты сам посоветовал бы начать знакомство с твоим творчеством?

Смотря кому. Если речь идет об искушенных ценителях кинематографа, о кинокритиках, то для них показателен будет «Сын». А вот простому, скажем так, зрителю, которому в кино важнее не выстроенный киноязык, не профессиональная форма, а внутренний посыл, содержание, эмоции, я бы все-таки порекомендовал начать с самого первого моего полнометражного фильма, в чем-то даже культового и для меня лично, и для поклонников этой картины, – с фильма «1210». Конечно, сейчас я уже и сам понимаю, что я сильно вырос относительно этого кино, что это было только начало, некая проба, но драматизм, который там заложен, эмоции, – они гораздо более сконцентрированные, более точечные. Наверное, этот первенец – до сих пор самый любимый мой фильм. Для меня он остается самым сильным, и именно с него я бы порекомендовал начать знакомство.

Четыре полнометражных фильма: «1210», «Полет», «Сын» и еще не вышедшая «Последняя ночь». Четыре истории, которые начинаются с потрясения, с боли и которые рассказывают о стремлении эту боль если не преодолеть, то реализовать, выплеснуть: отомстить, показать, причинить другому, переиграть. В одном из стихотворений сборника «Отчаянное Рождество» ты пишешь: «Я просто уста, в которые вложена боль». Эти истории – твое личное отчаяние, твоя личная боль? Или это та самая «вселенская боль», так свойственная русскому писателю, поэту, режиссеру?

Если бы это не было чем-то личным, я бы, наверное, не снимал вообще. Мне кажется, любой режиссер, прежде чем снять фильм, формулирует его главный посыл внутри себя. Безусловно, это личные переживания, это боль и радость, смесь различных твоих чувств, эмоций и опыта.

Но я никогда не разделял свои личные свойства со свойствами русской души в целом. Несмотря на то что в моей крови, как и у очень многих людей на свете, много всего намешано, я считаю себя очень русским человеком. Я очень люблю Россию, русскую природу, русскую ментальность, национальную эстетику. Наверное, это русское, в чем-то трагедийное, катастрофическое, негативное, экзистенциальное мышление мне очень близко и присуще. Я не самый веселый режиссер, я тяготею к сложным, болезненным человеческим темам. Что делать? Так я сформирован. Я люблю Достоевского больше Толстого или Цветаевой. А пасмурную погоду больше солнечной.

А не самый веселый нижегородский поэт Арсений Гончуков – где он сейчас? Пишет ли? Издается ли? Занимается ли жизнью литературных сообществ, как это он делал в Нижнем Новгороде?

Я писал стихи с семи лет и продолжаю писать их сейчас. Но то, что происходило в Нижнем, было активизацией не столько поэтических, сколько организаторских способностей. Я создавал площадки, устраивал чтения, в Нижнем остались мои ученики из поэтической тусовки. Просто в какой-то момент эта деятельность совсем перестала меня интересовать, тем более что я перешел в более продуктивную сферу, ведь я не только пишу сценарии или снимаю фильмы, я полностью занимаюсь производством, поиском локаций и подбором актеров, постпродакшеном и т. д. Психологически я разошелся с поэтическим миром, местечковые поэты перестали быть мне интересны, а организационно – вырос из того, чтобы бегать и проводить литературные фестивальчики. Хотя было весело.

Однако как поэт я не закончился. У меня больше нет никаких литературных амбиций, но я продолжаю быть поэтом в частном порядке. Не могу не писать.

Кстати, вот это понятие «нижегородский поэт», «нижегородский режиссер» вызывает у тебя какое-то отторжение, неприятие? Ведь ты достаточно давно живешь в Москве и как режиссер не только состоялся, но и начал работать именно в столице…

Признаться, поначалу, когда я только приехал в Москву, меня всегда передергивало от таких «титулов». Я люблю Нижний, я там вырос, я безумно благодарен родному городу. Я всегда буду благодарен своим первым учителям в школе, Светлане Аркадьевне Колчинской, Александру Резонтову – это люди, которые сделали для моей жизни очень многое. Я продолжал любить свой город, продолжал с кем-то общаться, например с тобой, с рядом других интересных людей.

И вместе с тем от слов «нижегородский режиссер» меня передергивало. Наверное, был какой-то комплекс, наверное, я хотел от этой «нижегородскости» оторваться. А потом это прошло. Называйте как хотите! Сейчас я совершенно не против, когда меня называют «нижегородским кинорежиссером». В октябре 2014 года, например, в Нижнем была ретроспектива фильмов Балабанова, Сокурова, Велединского и Гончукова. Неплохая компания. Хотя, конечно, 90 процетнов российских режиссеров живут и работают в Москве. Киноиндустрия и Нижний Новгород – это очень далекие понятия.

То есть на самом деле такое сочетание – «нижегородский кинорежиссер» – в принципе невозможно?

К огромному сожалению, это абсолютно так. В единственном городе России под названием Москва есть ВГИК и ВКСР – два самых серьезных и солидных учебных заведения, которые учат кинематографии. Специалисты, которые снимают кино, живут в Москве. Профессиональная киноаппаратура есть только в Москве, кадры – в Москве. Это как поэты в XIX и начале XX века – все приезжали в столицу, чтобы реализовывать свои амбиции. Иначе быть не может. Да, Захар Прилепин живет как бы в Нижнем Новгороде, но на самом деле он не вылезает из Москвы и из Европы.

Вместе с тем творить-то Захар приезжает сюда. Говорит, что сочинять может только в своей далекой деревне, где и сотовый-то не очень ловит. А где сочиняешь ты, где ты берешь свое вдохновение? Судя по твоей странице в «Фейсбуке», дикая русская природа тебе тоже очень близка.

Захару в этом плане легче – взял ручку или ноутбук и ушел в лес. Кино так не снимешь. Но в плане отдыха – да, я очень люблю самый простой русский отдых: деревню, парное молоко, Волгу, лес, где комаров настолько много, что они залетают тебе в рот. Люблю русское дикое пространство, где нет ни полиции, ни дорог, ни правил – ничего. Я, конечно, был и в Европе, и на Мальдивах, но мне в покосившемся домике на холме как-то лучше. Это дикие места в 100 километрах от Нижнего, домик мы купили лет 20 назад, и там я проводил свое детство. Там на самом деле ходят медведи, волки, бегают зайцы, летают цапли. Эта среда по-настоящему выбивает меня из московской шкуры, из этой сумасшедшей гонки мегаполиса. Я очищаюсь в деревне и забываю, как меня зовут. А это очень полезно.

На съемках «Последняя ночь»

Действие твоих фильмов в основном тоже происходит вне столицы. По крайней мере они никак на столице не завязаны. Почему?

Это не связано с тем, что я сам из Нижнего. Просто фильмы этого не требуют. Потому что правда-то – она не в столице.

Если показывать в фильме Москву, значит он должна иметь какую-то роль в сценарии. А если этой роли нет – то нет и Москвы. Хотя и «Сын», и «Последняя ночь» – это «столичноцентричные» фильмы, герои в них курсируют между Москвой и провинцией. Думаю, вот это личное, потому что мою жизнь можно разделить на две части: на Нижний Новгород, где я родился, учился, где у меня живет мама и где у меня живет сын, и на Москву, где живу я теперь.

«Последняя ночь» – твой новый фильм и первый фильм, частично снятый в родном городе. Насколько кинематографичным ты увидел Нижний? Как тебе это полотно для творчества?

В свое время я, честно говоря, считал Нижний Новгород заурядным и некрасивым. Но когда я переехал в столицу, а особенно когда поездил по России, я понял, что Нижний Новгород – один из самых красивых городов. Ни Кострома, ни Владимир, ни Чебоксары, ни Калининград, ни даже Псков, не столь красивы, как Нижний Новгород. Наша Стрелка, наша Волга, наша нагорная часть – все это действительно очень кинематографично.

Но город в фильме – это всегда некая «несуразица». Пространство в кино не географическое, а монтажное. В кино остается лишь то, что нужно истории, а не то, как объекты реально расположены в городе. Любой город в любом художественном фильме – это географическая условность. В фильме я не скрываю, что это именно Нижний Новгород, но и не акцентирую это.

С точки зрения кино Нижний, безусловно, очарователен, многообразен и очень интересен. Было обидно и жалко, что не все нам удалось снять – мест и объектов мы накопали очень много. В Нижнем еще снимать и снимать. И если будет такая финансовая возможность, я с удовольствием буду снимать в Нижнем Новгороде снова. Кстати, и губернатор Валерий Шанцев, и министр культуры Сергей Горин очень сильно помогли нам во время съемок. Нам выделили машину из автопарка губернатора, нам дали кортеж с полицией, позволили снимать в центре и даже в метро. Я искренне благодарен Роману Скуднякову, который меня помнит и который очень сильно помог. Поддержали нас и в «Маринс Парк Отеле» – несмотря на то что это чисто коммерческая организация, они сильно помогли нам с фильмом.

Частично открою тебе еще один секрет: основное ядро бюджета фильм «Последняя ночь» – это безвозмездный вклад одного из состоятельных нижегородцев, который дал нам деньги на фильм просто потому что ему понравилось то, что мы делаем.

А Гончукова как театрального режиссера Нижний Новгород когда-нибудь увидит?

Ты знаешь, уже где-то год у меня брезжит идея о том, чтобы поставить свой спектакль. У меня уже есть пьеса «Бывшие», которая в свое время вошла в шорт-лист «Любимовки», была напечатана в журнале «Современная драматургия». Спектакль по пьесе до сих пор идет в Сызранском муниципальном театре и даже был показан в Праге. У меня есть некий интерес к театру, я просто его держу в узде – кино у меня забирает все силы, я снимаю по фильму в год – так получается – и весь год я занимаюсь производством. Но если будет предложение, будет помощь и чей-то интерес, я с удовольствием буду обсуждать такую возможность.

Такой «вудиалленовский» темп – один фильм в год – ты будешь сохранять и дальше?

Не знаю. Это очень тяжело, особенно когда ты и продюсер, и сценарист, и режиссер. Если есть о чем говорить – ты говоришь. Я не буду снимать только для того, чтобы были фильмы. На следующий фильм наметки у меня уже есть, но я не могу исключать, что когда-нибудь выпаду из профессии лет на пять, займусь на это время чем-то другим. Такое бывает. Нельзя зарекаться от чувства исчерпанности, нельзя ничего загадывать и планировать. Но пока исчерпанности не наступило. Даже удивительно!

Ты уже зарекомендовал себя как режиссер фестивальных фильмов. Думаю, не исключением будет и «Последняя ночь», которая выйдет в прокат осенью этого года. Что для тебя важнее, что приятнее: международное признание, профессиональное признание, отзывы друзей, оценка брата, матери, сына?..

Я не снимаю сугубо фестивальное кино, да и жанра такого не существует. Я снимаю кино для зрителей. Это кино, которое понятно абсолютно всем: и критикам, и самым простым людям. Другое дело, что эти фильмы имеют такие характеристики, как «малобюджетное кино», «авторское кино». У моих фильмов в целом уже полтора десятка призов, но я не снимаю фильмы для фестивалей, хотя рад, что их туда берут. Но кроме того, все мои фильмы имеют прокатную и телевизионную судьбу.

Однако ощущение того, что я живу не зря, приходит ко мне совсем не в тот момент, когда я получаю приз, хотя это безумно приятно, а когда вдруг мне приходит письмо от незнакомого зрителя с коротким «Спасибо за фильм». Простые человеческие эмоции, отклики на мое кино: мнение моей мамы, мнение моего сына, мнение слесаря из Нижнего Новгорода или путевого обходчика из Харькова, который однажды писал мне пронзительные письма. Они мне правда важнее любых других званий и наград.

Беседовал Максим Калашников

Фото: Михаил Солунин, Антон Белоусов.

https://stnmedia.ru/mag/july-2015/16704/