Нижний Новгород и Нижний Новгород

— Начнем с общих вопросов. Сколько вы уже в Москве живете? Часто возвращаетесь в Нижний?

— Скоро будет уже пять лет. Приезжать стараюсь не реже одного раза в месяц, иногда — чаще. Реже получается, только если я в длительных командировках, киношники часто в разъездах. По делам я вообще могу не приезжать, здесь у меня их нет, да и друзья как-то растворились со временем, но тут у меня главное — сын, мама, брат.

— Скучаете по городу?

— С ним у меня очень сложные отношения. На сегодняшний момент я могу сказать, что скучаю, но так было не всегда. Уезжал я в Москву с откровенным отвращением к городу. А потом отпустило и началась ностальгия. Так случилось, что я заново полюбил Нижний, принял. В общем, вспоминаю Нижний с огромной теплотой. Хотя уже очень сильно забыл город, его географию. Выбила Москва. А ностальгия по городу и по всему прожитому здесь конечно есть.

— Что вас подтолкнуло к отъезду в столицу?

— Несколько факторов слились воедино. Первый фактор — сложная коллизия личной жизни. Второй — достаточно ранняя карьера, за которую я благодарен телеканалу «Волга». Она стала ключевой в моей жизни, поддержала меня, когда пришел к ним совсем зеленым, сразу после филфака. А потом как-то очень быстро я вырос как журналист, стал известен. «Волга», с одной стороны, быстро разглядела мои способности и потенциал и раскрыла их, но с другой — это получилось настолько быстро и рано, что в 27–28 лет я почувствовал некий предел. Ощущение было, что я уперся в потолок. И я перестал понимать, куда дальше могу расти. С такой остановкой мириться не хотелось. Поэтому и появилось желание уехать в Москву. Я любил столицу, но никогда не задумывался о переезде, поэтому решение было неожиданным для близких и коллег. По сути, сейчас я понимаю, мне захотелось прожить еще одну жизнь, новую, не переписывая при этом старую. Начать все заново. В общем, мне даже казалось, что если я останусь в Нижнем, я профессионально и личностно деградирую. Хочу подчеркнуть, что моя среда, окружение, родители, «Волга», сделали для меня максимум, и ощущение благодарности к Нижнему — очень важное для меня чувство. Да и еще… наверное, я не тот человек, который бегает на длинные дистанции, я не стаер. К счастью, или к сожалению.

— И какие ваши первые ощущения от Москвы?

— Первые ощущения… были острыми. А события весьма драматичными. Москва меня не ждала и встретила крайне прохладно. Ну например, когда я снял первое свое жилье в столице, меня чуть не убили. И кинули. Так что пришлось и на лавочке пожить, и поскитаться по друзьям, и спать в костюме на работе на диванчике, потому что ехать ночевать некуда — и это было. Но честно говоря, это было очень полезно. В Нижнем я был такой звездой, которая уже начала заплывать жирком, а столица меня быстро поставила на место. Ведь я приехал никем и в никуда. В Нижнем я несколько лет уже наставлял корреспондентов, а в Москве вчерашний политический обозреватель, о котором газеты и журналы каждую неделю писали, и который с Валерием Шанцевым вино на бэк-брифингах попивал, полетел на съемку, на улицу, снимать про уборку снега сюжет в утренние новости. Было жестко, но полезно. Освежающе.

— Когда в городе бываете, чувствуете перемены в воздухе? У нас тут два года назад у руля встали управленцы нового типа…

— Мне судить трудновато, я резко выпал из жизни города, и осталось не так много друзей здесь, хотя их и было очень много. Причем я не особо слежу за нижегородскими событиями, но у меня есть некое свое ощущение, чисто субъективное, думаю. Так вот оно заключается в том, что все стало как-то площе и суше. Не только в Нижнем, но и в России в целом, просто в регионе это сильнее заметно. Я имею в виду политические, общественные процессы. Беспросветнее стало. Ведь вот в мою профессиональную историю на телеканале «Волга» уместилось громадное количество событий в городе нулевых годов. Выборы мэра — Юрий Лебедев, Андрей Климентьев, Дмитрий Савельев, политические войны, выборы 2002 года. По-моему, самые развеселые выборы в России. До сих пор их упоминают в учебниках по чёрному пиару, вспоминая «наскальную живопись», типа «Феи за Андрея». Это война за «Волгу», борьба Кириенко с Ходыревым, Булавинов, которого я «мочил» (смеется), это приход Шанцева. Это Александр Цапин, помните такого? Хороший мужик был. Евгений Люлин. Тоже необычно для политики хороший был человек и управленец. Это Михаил Дикин, вообще история страшная… Это Анатолий Шатохин и Александр Хинштейн, веселые ребята и резиновый член в сейфе… Ой, много чего было. И было очень весело, душевно, тепло. А еще было противостояние извечных противников «Сети-НН» и «Волги». Был Владимир Кириенко и его столичность, а Гулий Ходырева, такую помните? (Смеется). Вот были персонажи! И мы были молодыми, энергичными, смелыми. К нам приезжал Зюганов, а я тогда сюжет снимал про рыбаков на тающем льду весной, и я провалился под лед, и мы это показали на «Волге». Так вот Геннадий Зюганов это видел, он в студии сидел, готовился к интервью, а новости шли. И он тогда воскликнул, совершенно не предполагая, что это мог быть реальный случай: «Что же вы, Саша (Резонтов), людей своих не бережете!» Кстати, спустя четыре года после этого случая, в другом регионе, я работал на выборах, Геннадий Андреевич меня узнал. И мы тепло пообщались. В общем, раньше я с экрана мог говорить, что угодно, смело, не боясь, не оглядываясь. Думаю, теперь в это даже никто не поверит. Движения сейчас меньше. В новой власти больше технократизма, холода, официоза. Канули в прошлое развеселые свободные «нулевые».

Нижний Новгород и Москва

— Ментальная разница между Москвой и Нижним существует?

— По мне, так они просто не сравнимы в этом смысле. В силу того, что Москва затягивает всех к себе, снимает все сливки с регионов. В Москве интереснее, там очень много умных, динамичных, амбициозных людей. В Москву люди тянутся из 83 регионов, они создают там бешеную, наэлектризованную профессиональную и творческую атмосферу.

Скажем, в Москве снимать кино очень просто и легко, есть огромное количество людей, готовых работать и сниматься просто так, бесплатно. Конечно, жизнь в Москве, несмотря на всю затхлость нынешнего режима, очень бурная. Постоянно что-то происходит: новинки в литературной, поэтической жизни, кинопоказы несколько раз в день, премьеры. В общем, поле чудес, а не Москва, в сравнении с тяжеловатым Нижним. И это очень и очень обидно.

— К слову о режиме. Вы участвовали в «Маршах миллионов» или ходили на Болотную?

— Я, конечно, ходил. Не на Болотную, но на Сахарова. Мне туда ходить как-то смешно, потому что я всю жизнь был журналистом, а в последние годы работаю и политтехнологом. Война болотных и сахаровых идет на своем уровне, внешнем, а я нахожусь на более глубоком уровне понимания этих процессов. Это не позволяет мне радостно и улыбчиво бегать по площадям. Слишком много знаю (смеется).

— Недавно прошел слух об эмиграции Евгения Федорова, экс-фронтмена питерской группы Tequilajazzz. Когда-нибудь вы видели себя в подобном свете? Думали об эмиграции?

— Абсолютно никогда. Ни за что! У меня были возможности уехать на ПМЖ за границу, последний раз меня приглашали туда две недели назад. Я бывал за рубежом, но не вижу себя ни при каком варианте развития событий живущим не в России. Мне чуждо все, что с связано с зарубежьем, начиная от языка, даже английского, который я учил всю жизнь, но так и не смог освоить. Я слишком хорошо знаю русский, чтобы поселить в своей голове еще и английский.

— На фоне этого слуха начались разговоры о том, что это первая весточка волны эмиграции. Думаете, врут, неправильно обобщают?

— Честно говоря, я уезжающих людей просто не понимаю. Довлатов говорил: «Как я могу жить в другой стране, если 90% моей личности это мой язык». К тому же, мы там никому не нужны. Если это и весточка, то я считаю это неправильным: чем России, родине твоей, сложнее, тем активнее надо помогать ей. Это как… Если твоя мать алкоголичка и у нее запой, нельзя уходить из дома, надо ей помочь. Сравнение не очень корректное, но все же.

Литература и журналистика

— В Нижнем ведь вряд ли многие возьмутся утверждать, что вы мало делали для культурной жизни города, когда собственно занимались ею. Сейчас главный центр такой активности — Арсенал. Как думаете, за его пределами остались культуртрегеры, способные эту самую жизнь поддерживать?

— Думаю, что такие люди есть. Но когда я в Нижнем занимался поэзией, ни дня ее не поддерживал, а скорее взрывал литературную жизнь. Я же говорю, я не стаер — я повзрывал и уехал (смеется). Ну а если серьезно, в 2006–2007 годах я организовал порядка ста поэтических мероприятий, литературных вечеров, презентаций, свободных микрофонов. Вот сейчас есть в Нижнем место, где бы подряд 60 человек читали стихи в режиме свободного микрофона? Нет. А в кафе «Город Горький» таких «микрофонов» я провел не один десяток. Я открыл свое литературное объединение, издал книгу стихотворений «Отчаянное рождество», записал и издал диск «Течение речи» со стихами нижегородских поэтов. Основал и провел в Нижнем фестиваль «Литератерра». До сих пор в Нижнем считают, что это самый крупный и представительный поэтический фестиваль в истории города. Я привез двадцать известных московских поэтов — Бахыта Кенжеева, который живет в Канаде, Всеволода Емелина, Евгения Лесина, Германа Лукомникова, Даниила Файзова, Анну Русс, Федора Сваровского… Кого только не было на той «Литератерре». И два дня подряд шел этот фестиваль, мы даже устроили поэтический слэм и выбирали Короля поэтов. О фестивале до сих пор помнят, через него тогда прошло около двух тысяч слушателей и участников. Это был для Нижнего настоящий взрыв. Но к сожалению, могу точно сказать, что такого в Нижнем с тех пор не повторялось. Локальные мероприятия — есть, а масштаба нет. Помню, мы даже литературный вечер сделали на троих: «Лимонов-Прилепин-Гончуков». С участием ОМОНа — все как полагается. Было здорово.

— На ваш взгляд, журналистика в Нижнем изменилась качественно за последние пару-тройку лет? Есть ли изменения в самой сути, в статусе?

— Скажу одно — пока в Нижнем журналистикой на уровне главных редакторов продолжают работать такие люди, как Резонтов, Прилепин, Анисимов, Калашников, пока эта старая гвардия, не лоботомированная «нулевыми», имеющая широкие взгляды, пристрастия, вкусы, умеющая думать, с большим опытом работы в свободной российской прессе, работает, настоящая журналистика — журналистика мнений и анализа — не исчезнет. А свободы стало меньше, неизмеримо меньше. И даже не формально — что можно говорить про «Единую Россию», а что нельзя. А дух, сам дух уже совсем другой… Вытравили все, завинтили, высушили. Этот процесс начался еще в начале «нулевых», и я успел это почувствовать на своей коже. Помню, как мне начали подсказывать, что говорить в эфире нужно не «Путин», это как-то фамильярно (хотя в журналистике так испокон веков повелось, для краткости), а говорить надо «Владимир Путин» или «Владимир Владимирович». Однако потенциал искренности и профессионализма в людях еще сохраняется, в это я верю.

— Сейчас в провинции многие культурные, творческие ниши если не пустуют, то почти не заняты. И людям творческим, живущим здесь, бывает сложно сконцентрировать на конкретной точке приложений сил. Не распыляться, другими словами. А у вас выявился приоритет?

— Да, сейчас это кино. Несколько лет назад я закончил заниматься литературной деятельностью как таковой. Стихи я пишу с 7 лет, и меня до сих пор печатают, но активность свою в литературной сфере свернул. Последние четыре года занимаюсь только кинематографом. Кстати, решение тоже было не из легких. Жизненный и профессиональный вектор очень тяжело менялся, я принимал очень сложное решение: переход в другую профессиональную сферу, переезд в другой город.

— То есть заниматься кино вы начали почти сразу после переезда в столицу? Журналистика отошла для вас на второй план?

— Когда я приехал в Москву, сначала пошел в журналистику. Это единственное, чем я умел зарабатывать деньги. Но еще в Нижнем понял, что журналистика перестала меня интересовать, и Москва это только подтвердила. В данной сфере я себя выработал полностью. Новостная журналистика — почти всегда повторение одного и того же. А мне хотелось чего-то более сложного, осмысленного, творческого. Начал заниматься документальным кино, за два года сделал для центральных телеканалов в качестве автора сценария одиннадцать полнометражных документальных фильмов. Тогда я и осознал, что хочу заниматься кино, но уже художественным, игровым. И это было как наваждение. Первое, что я сделал, — это пошел учиться в одну из московских киношкол, к авторитетнейшим ВГИКовским педагогам Анне и Владимиру Фенченко. Учился с громадным интересом, а когда закончил Школу, понял, что с таким удовольствием и с таким кайфом я не учился нигде и никогда. Ни на филфаке в Нижнем Новгороде, ни в школе. Очень смешно было, когда на курсах одна девушка заинтересовалась мной, я спросил ее в шутку: «Интересно, что ты нашла во мне?» И она вдруг говорит: «У тебя настолько одухотворенное лицо, ты так любишь свое дело и хочешь учиться, что становишься при этом невыносимо привлекательным!»

Кино

— И как удалось снять первый художественный фильм?

— По окончании курсов я снял короткометражку «Конечная остановка». Так получилось, что этот фильм выстрелил и получил пять международных наград. В том числе первое место на кинофестивале в Западной Вирджинии, в номинации «политического кино», — мой фильм выбрали из десятков тысяч фильмов, присланных со всей планеты. Это дало мне мощный импульс и принесло какую-то даже режиссерскую известность, появились заказы на рекламу. А мой первый полнометражный фильм «1210» — это отдельная, громадная история, без преувеличения скажу, дело моей жизни. Этот фильм как сын-первенец. И в него я вкладывал все свои силы, средства, мысли, на протяжении трех лет. В октябре он выходит в прокат тремя экранами в Москве, а также в одиннадцати городах России и Украины. В Нижнем Новгороде мы планируем премьеру 30 октября как раз в Арсенале. Приглашаю всех!

— Рассчитываете на кассовые сборы? И кому, кстати, принадлежат права на фильм?

— Прокатное удостоверение фильма оформлено на меня. А по поводу денег — я не заработаю на этой истории ничего, потому что мы говорим об авторском кино. Оно не отбивается нигде и никак. Я это понимал изначально и решил поступить таким образом: потратив безвозвратно деньги, не вступать в денежные отношения с кинотеатрами. Они предоставляют площадку и зрителя, я — фильм и, возможно, приезд режиссера. У проката свои условия, а премьерные показы будут бесплатными — со свободным входом. Мы делаем это только для того, чтобы любой, беспрепятственно, без ограничений, смог прийти и посмотреть созданный нами фильм. Чтобы нам не мешали деньги. И это при том, что кино сделано не на коленке, как в последнее время часто бывает. Наше кино, подчеркну, снято профессиональными начинающими кинематографистами. Это не любительское кино. Цветокоррекцию делала команда, работавшая над фильмом «Шапито-шоу», звук — студия, которая делала звук для «Брестской крепости». У нас есть кинотеатральная версия фильма, которая технически долго и сложно производится. И мы решили сделать вход бесплатным, потому что так правильно. Для нас главное, чтобы фильм дошел до своего зрителя.

— Как удалось собрать деньги для авторского профессионального фильма?

— Бюджет фильма я заявляю в 20 тысяч долларов. Арифметика очень простая: пять тысяч мы собрали с помощью краудсорсинга — небольшими пожертвованиями от людей. В основном это пользователи сети Интернет. Остальные пятнадцать — мои личные. А так как по сути я режиссер-фрилансер, то и живу по схеме «сегодня поработал — завтра поел». Так что деньги мне достались с большим трудом. Это важно понимать — я собирал эту сумму на протяжении полутора лет. Я работал вторым режиссером на картине Николая Хомерики, каннского лауреата, одного из самых мощных в России режиссеров авторского кино. Мы снимали двенадцатисерийный художественный фильм для Первого канала — это исторический фильм с огромным количеством костюмов, декораций, над которым лично я работал больше года… У нас были съемки в 15 городах, трех странах. Снимали долго и мучительно, в Москве во время съемок я почти не жил, поэтому удалось скопить такую сумму, 450 тысяч рублей. Когда я вернулся в Москву, передо мной встал выбор: жить год и ничего не делать, а ничего не делать я не могу, либо что-нибудь придумать.

— Сколько времени потребовалось на съемки фильма?

— Это второй рекорд фильма, после его бюджета, просто небывалая вещь: весь съемочный процесс уложился в шесть дней. Но это не значит ничего, фильм можно снять и за один день. Но я три месяца занимался только подготовкой фильма, подбирал объекты, актеров, команду. Предпродакшн был очень длительным и подробным. То есть история создания фильма «1210» немного американская: человек поехал на прииски, заработал старт-ап, приехал, запустился. Денег я не верну, но я и не для этого работал. В первую очередь я хотел, чтобы меня услышали. История, которая рассказывается в фильме, непроста, драматична. И мы хотим донести ее до людей. В остальном, фильм «1210» для меня и для моей команды — это в каком-то смысле гуманитарная миссия. Я не хочу снимать ситкомы или сериалы для телеканалов, на потребу, я хочу снимать настоящее кино.

— В современном русском фестивальном молодежном кино этого года было что-то такое, что вас потрясло?

— Очень много хорошего молодежного короткометражного кино. Я верю, что мы стоим на пороге кинематографического взрыва. Потому что людей с руками, с хорошей головой и с душой, идеями много приходит в кино. Тут движение определенно есть. Например, фестиваль «Святая Анна». Если в прошлом году было подано 250 работ, то в этом году — на рассмотрение комиссии было прислано уже более 400 фильмов. Кстати, на этом фестивале я также получил одну из своих наград.

— Как думаете, в провинции можно снять кино?

— Надо понимать, что любые попытки снять кино молодыми людьми — в провинции или в Москве, неважно, — это похвально и хорошо. С одной стороны. А с другой — не надо себя тешить надеждами на то, что сидя во дворе своего дома и никуда оттуда не вылезая, ты можешь снять серьезное кино. Кино — это безумно сложный вид искусства, сочетающий в себе текст, драматургию, сценарий, визуальные решения, камеру, актерскую игру, музыку. Это сложный, синкретичный жанр, и невозможно сесть и сделать кино на коленке. Это настолько сложно, что я могу только посоветовать: сначала нужно много и долго учиться. Не думаю, что гениальный фильм может родиться у молодого режиссера, который нигде никогда не учился. То есть я верю в то, что девочка из Вологодской области, которая знает «Евгения Онегина» наизусть, может написать гениальные стихи. А вот с кинематографом будет сложнее. Впрочем, так или иначе, кино — такая штука… Оно стоит того, чтобы жить. Ведь кино это, на мой взгляд, это жизнь, но в концентрированном виде.

https://svpressa-nn.ru/2012/253/dlya-menya-kino-srodni-gumanitarnoi-missii.html