— Арсений, кто будет присутствовать на премьере фильма?

— Я, мой со-продюсер из Москвы и часть нижегородской съемочной группы. Дело в том, что часть фильма снималась в Нижнем Новгороде. После премьеры планируется живое общение со зрителями, которые смогут задать мне любые вопросы. Если у кого-то не получится посетить премьеру 16 октября, то с 29 октября по 4 ноября в Нижнем Новгороде пройдет второй фестиваль «Нижегородский кинограф», в котором будет участвовать и мой фильм «Последняя ночь».

— Раньше вы работали журналистом, а что послужило толчком к тому, что вы пришли в кино? Вы сначала переехали в Москву, а потом решили заняться кино или было наоборот?

— Я не из журналистики пришел в кино. Я филолог по образованию и даже поступил в аспирантуру. Меня всегда интересовали творческие, смысло-содержащие вещи. После филфака, так как филологу крайне трудно устроиться по своему профилю, я бросил аспирантуру и пошел работать туда, где новоиспеченный глава семьи мог заработать — на телевидение: журналистом, телеведущим, репортером. Телевидение для молодых — это идеальное место. Это такое погружение в живую, сермяжную реку жизни. Я проработал на телекомпании «Волга» 8 лет. Потом уехал в Москву. Скорее, уехал искать себя, уехал от себя нижегородского к поиску себя нового. Я уехал не в кино, хотя к тому времени мне ужасно хотелось сменить профессию. Я сильно устал от новостной рутины, это была информационная журналистика, минимум пространства для творчества. Мне захотелось более творческой среды и деятельности, я пошел в киношколу. Тогда это было очень неожиданное решение, для меня и для близких, но работать в кино я мечтал еще в глубоком детстве. И вот, наконец, решил последовать за своей мечтой.

— Когда вы переехали в Москву, сложно было адаптироваться?

— Да, было тяжело, особенно первые 2 года. В Москве прижиться никогда не было просто, были даже какие-то полукриминальные истории, когда меня кинули с квартирой, большие проблемы с деньгами, с работой. Переезд — это был смелый и радикальный шаг. По сути, я сломал свою прежнюю жизнь и стал все строить заново. Друзья долго не верили, что все всерьез. Ведь в Нижнем было все: близкие, работа, друзья, меня здесь знали, от губернатора и мэра до дворового песика. А в Москве не было никого и ничего. Я приехал в пустоту. Было трудно. Тем более, что мне было уже не 18 лет. В Нижнем я сформировался и как человек, и как профессионал, сделал карьеру, в Москве все счетчики обнулились. Это было жестко, и материально, и эмоционально.

— Сейчас в Москве чувствуете себя как дома?

— Да, абсолютно. Я живу уже 8 лет в Москве, здесь все мои друзья, знакомые… Здесь мой дом.

— У вас было желание поучиться в нашем театральном училище, стать актером?

— Нет, я никогда не хотел быть актером. Я всегда чувствовал себя человеком, который расставляет фигуры на шахматной доске, нежели тем, кто непосредственно играет и перевоплощается. И я до сих пор не рассматриваю для себя такой возможности, хотя сыграть в кино предлагают. Режиссер и актер работают вместе, но живут по разные стороны баррикад.

— В одном из интервью вы говорили, что режиссер не должен участвовать в своем кино как актер? А желания сняться в эпизодах у вас не было?

— Нет, у меня пять фильмов и я нигде не снялся. Я очень жестко разделяю две реальности — реальность в кадре и реальность за кадром. Мы — люди за кадром, это особая психология, особый настрой. Это определенная позиция по отношению к миру. Существование в кадре накладывает на тебя другие обязательства, другие особенности поведения и другое мировоззрение. И мне лично кажется, что переходить эту черту не нужно. Ничего хорошего не получится.

Я с большим скепсисом отношусь к актерам, которые пошли в режиссеры и, к сожалению, очень часто я оказываюсь прав, потому что актеры, которые начинают снимать кино, как правило, снимают не очень кино. А режиссеры, которые лезут в собственную камеру, мне кажется, поступают не очень этично. Хотя, конечно, есть исключения.

— Работа в кино требует большой самоотдачи, в какой-то степени, жертвенности, аскетизма. Вам удается совмещать кино и личную жизнь?

— Я решил эту проблему радикально, у меня нет семьи. (Смеется)

— Очень мало женщин-режиссеров. Как вы думаете, реально совмещать женщине-режиссеру семью и карьеру?

— Напротив, сейчас, в новом поколении, очень много стало женщин-режиссеров, операторов, и очень талантливых. Во ВГИКе уже 80% режиссерского и операторского набора — девушки. К этой тенденции я отношусь положительно. Мне известны случаи абсолютно гармоничного существования в рамках, скажем так, одной отдельно взятой женщины — женщины, которая себя успешно реализовывает как профессионал, как творческая личность, и женщины-хранительницы очага. Но, к сожалению, это достаточно редкие примеры. Как правило, женщина, которая занимается творчеством, самореализацией, не очень состоятельна в личной жизни. Это абсолютно логично, в этом нет с моей стороны сексизма. Не всем дано заниматься в этой жизни всем сразу и быть успешными во всем. И это касается и женщин и мужчин. Творчество, как и семья, вещи непросты и отнимающие у человека всю жизнь и душу. Совмещать эти сложные сферы могут только очень мудрые люди, и удачливые.

— Сценарии к своим фильмам вы пишете сами? Идеи к сценариям берете из жизни?

— Да, ко всем пяти фильмам я писал сценарии сам. Когда я пришел в киношколу, где преподавали кинодраматургию, у меня был очень сильный мастер и я многому там научился. Но это многое было плюсом к тому, что уже есть. На тот момент я писал и публиковал стихи, у меня есть книга стихотворений, моя пьеса шла в театре. Так что, база была. Хотя главная база для сценариста — его жизнь, жизненный опыт. Он есть. Хотя иногда кажется, что его на тот момент было даже многовато! (Смеется)

— Вы практически не рекламируете свои фильмы. Это ваша принципиальная позиция? Вы считаете, что люди, которые интересуются вашим творчеством, все равно вас найдут? Или все-таки это экономия бюджета?

— Все взаимосвязано. Если я скажу, что не рекламирую свои фильмы, потому что не хочу и, если бы мне дали миллион рублей на рекламу, я бы гордо отказался, то, наверно, совру. Если бы были маркетинговые бюджеты, которые позволили бы делать масштабную рекламу, мы бы это сделали. Но у нас на сам фильм-то бюджета нет и уж тем более нет бюджета на его раскрутку. Рекламные бюджеты в современном кино составляют почти столько же, сколько стоит сам фильм. Люди, которые любят такое кино, смотрят такое кино, интересуются моим творчеством, привыкли, что рекламы нет, сами пишут, интересуются, когда выйдет новый фильм и где пройдут показы. Кстати, мои фильмы сейчас будет показывать телеканал «Культура», а также показывал телеканал ТНТ, кабельные телеканалы и, конечно, телекомпания «Волга». Таким образом, мы находим своего зрителя.

— Вы используете интернет как канал продвижения для своих фильмов?

— И социальные сети и мой канал на YouTube – это некая реклама, которая позволяет позвать в кинотеатр друзей и знакомых. Но назвать это рекламой сложно, я не переоцениваю значение социальных сетей. Чтобы в интернете давать рекламу, нужно вкладывать большие деньги, которых у нас нет.

— В вашем случае, наверно, хорошо работает сарафанное радио?

— Сарафанное радио среди твоих друзей, друзей твоих друзей — это одно. Если сарафан — это маркетинговый механизм, то это опять же требует вложения средств. Если говорить о естественном сарафане, который был у «Левиафана», то такие масштабы нам сложно покорить. Это другие масштабы, другие деньги, другие имена.

— Ваше кино — некоммерческое. Как Вы собираете деньги на съемки? Вы имеете дополнительные источники дохода или есть возможность получать средства от заинтересованных людей?

— Я не занимаюсь бизнесом, у меня нет какой-то прочной материальной базы в виде богатых родственников. Я работаю как режиссер-фрилансер, копирайтер, монтажер. Это собственно то, на что я живу. У меня нет семьи, загородного дома, я не езжу за границу, живу достаточно скромно, поэтому в моей жизни нет каких-то больших статей расходов. Подобный образ жизни подразумевает, что что-то остается из моего заработка, что я аккумулирую для создания своих картин. Однако, после первого фильма, и с каждым новым, появлялись люди, энтузиасты, друзья, которые мне финансово помогали. В производстве фильма «Последняя ночь» участвовали два крупных инвестора и этот фильм был создан практически без моих личных вложений.

— Как вы думаете, ваши фильмы могут что-то изменить в сознании людей? Могут они стать менее жесткими, более чуткими, измениться, посмотрев ваши фильмы?

— Конечно, ради этого мы и живем, и работаем. Люди смотрят кино, переживают героям, радуются, печалятся, плачут, испытывают самые разные эмоции. Люди открывают для себя новое, в своей душе и жизни, и после просмотра той или иной картины, что-то в человеке прибавляется, возникает новое… И даже если совсем немного, это уже огромное дело. Конечно, кино вообще, как искусство, меняет мир, людей, и наше кино, в том числе, и у нас получается, судя по тем отзывам, которые звучат после показов.

Я верю, что кино, даже не очень радостное, как наше, меняет людей, оставляет след, немного делает мир и нас — лучше. В этом и смысл, и кинематографа, и нашей бескорыстной деятельности.