Портал Кино-Театр: Арсений Гончуков: «У меня есть чувство долга перед моими фильмами» — Арсений Гончуков

Арсений Гончуков 

режиссер, сценарист, писатель

Меню Закрыть

Портал Кино-Театр: Арсений Гончуков: «У меня есть чувство долга перед моими фильмами»



Арсений Гончуков: «У меня есть чувство долга перед моими фильмами»

интервью

28 ноября 2014

В российский прокат вышла черно-белая драма «Сын» режиссера Арсения Гончукова. Картина рассказывает о молодом парне Андрее, который заботится о больной шизофренией матери. Накануне вылета на лечение в Германию мать умирает, а сын, движимый местью, отправляется на поиски отца, уход которого из семьи и спровоцировал смертельную болезнь. Фильм «Сын» стал победителем кинофестиваля «Окно в Европу» в Выборге, а исполнитель главной роли – Алексей Черных – стал обладателем приза за лучшую мужскую роль на фестивале «Киношок». Мы поговорили с режиссером Арсением Гончуковым о мотивах любви и мести в его фильмах, влиянии Николая Хомерики и способах существования российского независимого кинематографа.

Я прочитала, что вы учились у Николая Хомерики. Насколько он на вас повлиял?

Судя по стилистике и общему настроению «Сына», кажется, что довольно сильно.
Я на самом деле учился у Анны Фенченко, а не в мастерской у Николая. Там запутанная ситуация. Анна Владимировна и Владимир Фенченко набирали курс в Высшей школе экономики. Я учился у нее, а Николай ее близкий друг, мы были знакомы. Но если я у Фенченко научился азам режиссуры, снял дипломную работу, то потом у Николая Хомерики я почти год работал вторым режиссером.

На сериале «Синдром дракона»?

Да. И вы знаете, я даже не видел его фильма «Сердца бумеранг». Я ученик Николая, но в таком глобальном смысле, потому что, конечно, как режиссер, как личность, я получил от него очень много. Он работал – я наблюдал, учился и впитывал буквально каждое его слово. Он повлиял на меня очень сильно, потому что он, конечно, необыкновенный человек, интеллектуал, очень глубокий человек, очень необычный, совершенно уникальный, на мой взгляд. Я считаю, что его первые короткометражки, которые были замечены в Каннах, – это чуть ли не лучшее, что происходило в нашем кинематографе за последние 20 лет. Это очень тонкие, пронзительные работы, которые добираются до каких-то абсолютных вершин кинематографа. Но мы с ним очень разные: как режиссеры, как люди, мы находимся в совершенно разных энергетиках. Похожи ли мы стилистикой? Ну ч/б снимают многие. Я люблю европейское кино и на него ориентируюсь в своем творчестве, а он учился во Франции 7 лет. Наверное, в этом есть какие-то точки соприкосновения. А если спросить меня напрямую, что есть в моих фильмах от Хомерики, то это приемы работы с артистами, построение мизансцен, отношение к кинопроцессу, выстраивание смыслов. Он дал мне некую философию режиссерскую, и она во мне проросла и работает. Он такой духовный учитель что ли, хотя он сам этого не заметил, но я впитывал каждое слово. Естественно, что-то трансформированное оно выражается, я этого не стесняюсь и я благодарен судьбе за то, что она меня свела с таким человеком и режиссером.

Опыт сериального производства вас как-то отвратил от кинопроцесса? Вы теперь снимаете исключительно малобюджетное, авторское кино, а с сериалами больше не экспериментируете.

Забавно то, что я сам отказываюсь от предложений снимать сериалы. «Синдром дракона» для Коли был первой сериальной работой. Там не было никакой гнили. Все снимали очень честно, по-киношному, да и сериал этот не особо сериал. По драматургии, по каким-то другим вещам снят он как большое многосерийное кино. Поэтому на этом проекте я бы не смог испортиться даже при большом желании. Ведь сериальщина – это отношение к работе, это халтура, пренебрежение профессией, пренебрежение кино. Там этого ничего не было, потому что люди пришли только что из кино. Но с другой стороны, как ни странно, опыт работы на «Синдроме» мне очень сильно пригодился: я хорошо изучил производство кино, организаторскую часть, документы, техника, логистика, тайминг – второй режиссер профессия очень тяжелая и практическая. И я, работая вторым, многому научился. Такой секрет небольшой – возможно, именно благодаря этому я снял за 6 дней полнометражный фильм, который получил 6 наград – по награде за день. Потому что я очень четко понимаю, как снимать, у меня хорошая производственная школа, дисциплина и опыт.

Но тем не менее вы отказываетесь от сериалов.

Ну с Колей Хомерики я готов снимать даже мультики. Я отказываюсь не потому, что это сериалы. Мне присылают сценарий, я смотрю, что это какая-то очередная мерзость про то, как у кого-то вырезали почку и все 24 серии два дурака расследуют, кто это сделал и зачем – оказывается, что просто так. Я очень люблю зарубежные сериалы. Смотрю, как все Homeland, «Доктор Хаус», «Мост», True Detective, «Игра престолов». Это все отсмотрено, я держу руку на пульсе, мне это все нравится. И конечно, сериал с заявкой на подобного уровня продукт я бы пошел снимать не задумываясь. А участвовать в производстве низкопробного контента за небольшие деньги на высоких скоростях и в результате этого растерять профессию – в этом я не вижу смысла.

Еще к одной грани вашей прошлой жизни вернусь. Вы работали журналистом, освещали события в августе 2008-го. Об этом вам не хочется снять фильм?

Вообще нет. Я снимаю не социальные фильмы, а все-таки художественное кино о людях, о каких-то внутренних историях, о человеческих драмах.

Амбиций снять ответ «Августу. Восьмого» нет?

Не дай бог, если со мной такое случится. Дело в том, что журналистом я был как бы случайно. Человек может заниматься чем угодно. Я филолог по первому образованию, творческий человек и занимался журналистикой просто в силу того, что это давало мне заработок, я мог кормить семью, и мне это было интересно. Как только это перестало мне быть интересно, я сразу ушел. Поэтому я не считаю себя профессиональным журналистом, но эта профессия много мне дала в понимании людей и событий.

А в какой момент вы поняли, что хотите заниматься кино?

Я изначально понимал, что я занимаюсь не тем, чем хочу. Даже когда я учился на филфаке, я понимал, что я не ученый, не филолог, меня приглашали в аспирантуру и в науку, но я понимал, что по энергетике, по не очень хорошей способности к изучению языков, по своему внутреннему складу и ритму я, конечно, не филолог и не ученый. Занимаясь журналистикой, я понимал, что я умнее этой профессии. В том смысле, что я занимался тележурналистикой, а это достаточно пустоголовая профессия. Я всегда уважал в большей степени газетчиков, которые пишут расследования, аналитику.

Ну да, там такая молотилка, поехал-снял-показал.

Конечно, я очень быстро понял, что это совершенно не то, чем я хочу заниматься. Я всю жизнь пишу стихи и публикуюсь — и в «Литературке» меня печатали не раз, и за рубежом.

Захар Прилепин очень высоко оценивал ваше поэтическое творчество.

Да, ему нравятся мои стихи. И наверное, я всегда мечтал заниматься творчеством, как и все мы, наверное. Мне недавно один человек, узнав про мои фильмы, сказал: «Ты воплотил мою мечту». И как-то меня вынесло в кино. Мне тогда казалось, что телевидение – это близко, хотя я сейчас понимаю, что это вообще не близко – примерно как театр и черная металлургия. Вот так же соотносится кино и телевидение. Я пошел учиться на режиссера и просто тогда мне впервые в жизни пришло понимание того, насколько это разнообразная, глубокая и разносторонняя профессия, которая полностью меня поглощает.

Ваши фильмы всегда про какие-то семейные отношения, есть в них и элемент мести. Это с чем связано?

Я не знаю на самом деле. Это какие-то личные, внутренние мотивы. Да, семья моя была непростой – первая моя семья. Я был дважды женат, и это не окончилось ничем хорошим. По поводу мести: у меня не было родителей-военных, у меня в жизни, в судьбе не произошло какого-то рокового отмщения, к счастью. Не знаю. Все эти вещи, о которых ты хочешь говорить, о которых ты говоришь – откуда они берутся? Откуда-то из тебя. Что их спровоцировало, откуда они выросли и какие имеют истоки – это уже другой вопрос и вряд ли на него есть какой-то ответ.

SONY DSC

Фильм «Сын» вы посвятили брату. Почему? Там же речь не идет именно о таких отношениях. Или это какая-то очень личная история?

Наверное, у меня нет какой-то точной расшифровки. Единственное, что могу сказать, у меня сложный брат, и во многом его историю взаимоотношений я отразил в фильме – я о нем как бы снимал. Поэтому брат как сопричастный, как подельник, как свидетель, как часть биографического материала, которая легла в основу фильма. Родители – они объекты, а брат – он с тобой на одной стороне трибун.

Как вы отбирали актеров для фильма? Большинство из них не известны широкой публике.

Кастинг был серьезный и долгий, я очень ответственно к нему отнесся. Несмотря на то, что мы ничего не платили артистам, мы выбирали долго. Вадим Андреев много снимается в сериалах, высокооплачиваемый актер, а сейчас все пишут, что это его лучшая роль. Он снимался у нас одну смену, и так получилось, что эта его роль для некоторых кинокритиков стала событием. Лешу Черных мы выбрали на последнем этапе из четырех артистов, а изначально их было человек 10-15.

Как вы вообще создаете фильм без поддержки государства? Вы один из немногих людей, которые так рискуют. Я так понимаю, в запуске у вас еще один фильм.

Да, мы только что отсняли. У нас в производстве участвуют маленькие деньги – это свои деньги. Мои деньги. 300 тысяч рублей в Москве заработать за год можно.

Это и есть бюджет фильма?

Первый мой фильм был «1210» и второй – «Полет» стоил 600-700 тысяч рублей. В «Полете» нам помогли пермяки, они вложили какую-то сумму. На производство фильма «Сын» я потратил 350 тысяч рублей за 2 года. Дальше вложил деньги продюсер и стал раскручивать этот фильм. Все это время помогали зрители – порядка 100 тысяч рублей мы собрали в интернете. На фильм «Последняя ночь», который мы только что сняли, мне дал деньги мой друг, он дал 1 миллион 200 тысяч.

Для вас это уже крупнобюджетный проект.

Ну в рублях.

Я понимаю. До этого вы тоже в рублях цифры озвучивали.

У нас была другая камера, мы снимали на Red, а предыдущие фильмы снимались на фотоаппарат. Деньги нам позволили снимать не только в Москве, но и в Нижнем Новгороде. Мы слетали в Анапу на море, где сняли очень важный эпизод фильма, взяли хороший свет, чуть-чуть заплатили команде, взяли побольше группу.

Этот фильм будет тоже о семейных отношениях и о мести?

Ну я бы не стал так сужать тематику своих фильмов. Это, конечно, другая история. Наверное, есть что-то общее у всех этих фильмов.

Актеры тоже в основном неизвестные?

Наталья Вдовина есть. Я не люблю снимать медийных актеров и не гонюсь за этим. Все актеры, которые у меня снимаются, – профессионалы, а играют они в эпизодах в сериалах или в театре – это дело пятое. Я никогда не ориентируюсь на медийность того или иного актера, потому что, во-первых, она мешает в фильме, а во-вторых, с этими актерами трудно работать в силу их занятости и определенной избалованности. Да и потом мне это абсолютно не нужно, потому что у нас же некоммерческое кино. Медийных актеров нужно сажать, как вишенки на торт, чтобы они делали маркетинг, а мне это совершенно не нужно.

SONY DSC

А с фильмом «Сын» вы ожидали, что победите на Выборгском фестивале и попадете в прокат?

У меня был фильм «1210», и я его за полгода показал в 50 кинотеатрах.

Самостоятельно, а тут у вас есть прокатчик. Вы теперь серьезный режиссер.

Да у меня 15 наград, две полки. Я когда-то думал, серьезный я режиссер или нет. Получил приз в США – вроде, серьезный, а вроде и нет. Тодоровский мне дал денег и статуэтку, я думал, потом Лунгин

То есть вы часто об этом задумываетесь?

Нет, какое-то время, когда я снял первый полный метр. Да, сейчас у фильма есть прокатчик «Парадиз», а еще год назад я отказывался и говорил, что сам прокатаю фильм лучше. Меня «Синема-парк», например, на фестивале «Другое кино» катали в 20 городах в каждом кинотеатре по 3 показа.

Все-таки серьезный режиссер.

Просто я удивляюсь, что сам себе задавал такой вопрос, когда еще не знал индустрию. Я как-то так пришел и смотрю, все пирожки продают с больших лотков, а я взял и стал пирожки продавать на коробке, и пирожки стали покупать за те же деньги. Очень быстро я понял, что в таком авторском кино – все равно. Десятки картин, которые выпускают за огромные деньги, валяются никому не нужные. Где этот «Разносчик» Стемпковского? Где «Комбинат «Надежда»? Где фильм Таисии Игуменцевой? «Море» Александры Стреляной? Я ни один свой фильм – пусть он снят не с таким размахом, не позволю взять и просрать. Я делал показы, устраивал презентации, отправлял на фестивали. Где только не было показов. С другой стороны, я думаю, а «Горько!» сколько заработал? 12 миллионов. Нет, я не серьезный режиссер. Тут забавно то, что в авторском кино все так построено, что никогда не понимаешь, ты в игрушки играешь или нет. Но я, конечно, не хочу быть продюсером и дистрибьютором. Мне интересны съемки, актеры, локации, режиссура, творчество, все остальное интересует меньше. Меня многие обвиняли в том, что я занимаюсь самопиаром. А с другой стороны, кто кроме меня покажет фильм зрителям? Я не могу снять фильм, положить его на полку и спокойно идти пить в «Жан-жак». Это не моя история. Я такой парень из Нижнего Новгорода и приехал покорять столицу. Но дело даже не в этом. У меня есть чувство долга перед фильмом: я должен сделать для него все, чтобы донести до людей.

Ну а возможно сейчас самому кино снимать – без помощи государства и крупных компаний?

У всех, конечно, разные условия, но я думаю, что возможно. Для меня невозможно другое: я не буду 15 лет ждать, пока мне какой-нибудь продюсер найдет 5 миллионов долларов. Я сам собираю команду – ребята работают бесплатно. И я вообще не вижу смысла в другом варианте существования. Может, я уже избалован свободой – хочу сниму то, хочу другое, захочу – текст поменяю. В «Сыне», например, я вот специально мат написал. Я не скажу, что я большой поклонник мата, но я человек из народа, учился в обычной школе, рос со шпаной, я сам люблю поматериться. Для меня мат – это такая красочка.

Есть ли какие-то режиссеры, которые на вас повлияли?

Это самый сложный для меня вопрос.

Или писатели – вы все-таки филолог по образованию.

Я очень люблю Достоевского, бредил им в свое время. Очень люблю Есенина, я вырос на Цветаевой, на Бродском – это для меня такая основа основ. Я очень люблю античную литературу и поэзию. Я прочитал всю классику, все книги Толстого. То есть я стопроцентно человек, испорченный русской классикой. Паустовского, Бунина – все читал. И это было огромное счастье. Я очень медленно читаю и помню, как во время зимних каникул взял «Анну Каренину» и все 10 дней читал, выходил из комнаты только в туалет и поесть. То удовольствие, которое я испытывал от этой книги, я помню до сих пор, оно мало с чем сравнится. Я как летал. Настолько много мне дала литература! А из кино я люблю европейский артхаус, как все – Триера, Ханеке, Трюффо, Ромера, Рене.

А есть какой-то фильм, который вас зацепил в детстве, как «Анна Каренина»?

Наверное, Милош Форман – его я увидел одним из первых. «Пролетая над гнездом кукушки» и «Амадей». Это стало таким впечатлением на всю жизнь. Конечно, я люблю Тарковского, Германа, Балабанова, Бертолуччи.

А из ваших коллег?

Вообще «новые тихие» – я их всех очень люблю: Бориса Хлебникова, несмотря на какие-то откровенные неудачи, я очень высоко ценю Германику – как личность и как художника; мне очень жаль, что Буслов начал как художник, а закончился непонятно чем. Очень люблю фильмы Кирилла Серебренникова. Юрий Быков – мне не нравится ни один его фильм, но он совершенно офигенный, мне кажется, как человек, как творец. Жора Крыжовников и Роман Каримов – мне кажется, ребята просто колотят бабки, мне совсем не близки ни они, ни их творчество. А из тех кого прям люблю-люблю – естественно, Звягинцев, это определенная икона. Я с ним общался, он сам очень клевый, открытый, очень интеллигентный, интеллектуальный. Много тех, кто его не любит, но я очень люблю все, что с ним связано. Без фанатизма, конечно. Мне кажется, то, что такой человек у нас есть это очень здорово. Ну и большая плеяда женщин-режиссеров, документалистов. Школа Разбежкиной и она сама просто совершенно потрясающие ребята, правильные такие в нашем кино. Я хоть и сам такой консервативный чувак, больше замешанный на классике, но я люблю все свежее, новое, яркое – от Германики до Звягинцева.

Мария Токмашева