Офигенный Happy end. Всем стало легче! Пусть даже так.
Отец вместе с сыном, дочь с зятьком с квартирой, мелкие бандиты с деньгами. Всем же стало только лучше и легче! Только вот старички так и не дождались в тот день, 12.10, очереди в собес. Но они привычные, годами ходят, клянчат – жизнь такая.
В квартире афганца осталось грязной плита, но ведь это никому не мешает, а от г
рязи еще не умер. Даже от грязи в голове. Тяжело жить людям, разум которых требует чистоты и справедливости. Дело ведь не в деньгах, тех #1210 советских рублях. Не умирал Николай Иванович от голода, он только хотел, чтобы ему есть давали, если «положено».
Только вот никто не положил, а суп с капустой вставал комом и разлетался со слюной по маленькой грязной кухне от обиды.
Мужчина, воин, ветеран, офицер плачет. Смотреть больно. Он заглядывает в душу и интересуется, куда же делись из душ людей самые важные, но простые ценности.
«Ну ведь правда? – положено ешь». В этом монологе еще не понятно, что герой – больной человек и ждется как-то поворота камеры, чтобы виден стал собеседник слева. Ан нет, его не видно. Это зрители в зале – собеседники и как бы случайные свидетели маленькой драмы всей жизни всего лишь одного человека.
Зритель в зале волей-неволей современный и в меру продвинутый, у него есть пресловутое клиповое сознание, а длинные, планы могут утомлять. Проходки, виды речки-срачки — не длинноты. Это время подумать, оценить, ощутить и проникнуть.
Чем больше слез, тем крупнее план, тем меньше видны глаза – брак кинотеатра, или попытка спрятать лицо мужчины, которому воинское звание не разрешает плакать. Не важно – что это за слезы: горечи или радости от долгожданной встречи с сыном.