Хорошее кино – это выстрел. Бескомпромиссный, жесткий и всегда смертельный. Хорошее кино не оставляет ран, совместимых с жизнью, это всегда наповал и только в вечность. Таких фильмов в современном кинематографе немного, но когда один из таких выстрелов пробивает разум, мир сотрясается, и в голове рождается неосознанный страх, что кто-то этого может не увидеть, что об этом кто-то может не знать, что кому-то до этого нет никакого дела…
Мы смотрим кино…нет не так…мы знакомимся с одной из граней нашей реальности… Кино есть суть бытия в рамках определенной конкретной истории, рассказанной нам с позиции режиссера. Философский вопрос: что хотел сказать автор? – задается, как правило, в конце. И я склонна выдержать эту традицию…
Итак, мы знакомимся с историей нашей жизни, снятой для нас режиссером Арсением Гончуковым и названной именем 1210..
На экране город. Улица. Шум дорог. Наверное, это осень. Герой…он невысокий и кажется уставшим, слабым и застенчивым. Куда он идет и о чем он думает? Нам не известно ничего ни о нем, ни о том человеке, чья фигура видится ему повсеместно. Герой пугается и ждет. Он идет по пустынному берегу и оглядывается. Кажется, что кто-то следит за ним. Да, это тот самый человек в темной кожаной куртке. Он стоит спиной к нему и тоже чего-то ждет…
Война. Мы знаем о ней так много, что кажется, что не знаем ничего. Сейчас это только бравада, параграф в учебнике. Для кого-то это предмет исследования, для кого-то – всего лишь факт истории, а для кого-то это не просто смутный период, а жизнь, воплотившаяся в борьбу с памятью о крови и боли.
О человеке после войны говорили не раз. Мы видели много кинополотен и внимали десяткам словестно-художественных иллюстраций. Однако суждено метко выстрелить лишь тем, у кого крепкая рука, зрелый рассудок и широкое сердце.
Россия XXI века. Все великие битвы, сотрясающие государство, позади, и, кажется, война должна навсегда изжиться из нашей памяти. Но режиссер «1210» говорит нам об обратном. Пока живы те, кто видел эту войну – память о ней не должна и не может быть стерта, как не должны быть вычеркнуты из жизни те люди, для кого эта память – самое яркое и самое горькое, что было в их жизни.
Обычный день, но необычный город, непривычные глазу панорамы Москвы. Дождливая осень, и с первых минут ты понимаешь, что с героем, которого ты видишь на экране, тебе суждено пережить большую трагедию… Горькое чувство нарастает с каждой минутой, так задумана и выписана картина – режиссер дозирует ядовитые капельки и подает их уместно, каждую в свое время, постепенно натягивая нервную струну, чтобы потом сыграть на ней…бам…и она лопается…слезы и стоны – это зависит от собственно материала струны. Боль и отчаяние – обязательный побочный эффект.
Картина реальности предстает перед нами во всей своей ужасающей правдивости и многогранности. Подняты серьезнейшие социальные и философские вопросы. И никуда от них не спрятаться, не закурить и не запить. Ты с ними один на один, без защиты и брони, от этих пуль, которые пронзают сердце с каждым новым кадром.
В центре внимания – бывший командир роты, пенсионер, ветеран. Это потом мы узнаем, что у него есть дочь, а у дочери – муж, а у них – тоже есть дочь, и все они хотят отправить своего старика в желтый дом, но пока – наш герой приходит в государственное учреждение, держа в руках плотно набитый скоросшиватель, с просьбой разобраться с крайне важным вопросом: почему перестали выплачивать компенсацию ветеранам афганской войны? Чиновники встречают его с убедительным пренебрежением, но ветеран все же надеется, что с его делом разберутся и тут ему точно помогут… Тема денег всплывает вначале фильма, когда герой делится большой суммой с инвалидом, сидящим около метро. Узнав о том, что несчастный – боец афганских баталий, герой выкладывает ему несколько тысяч, поспешно выдергивая их из собранной резинкой кучки купюр. Потом этот несчастный, уже на своих здоровых ногах, в компании еще одного жителя паперти – ветерана уже чеченской войны – отберет у героя все его сбережения. Но это тоже будет потом. До этого наш герой еще пройдет немало московских дорог, придет домой, зажжет поминальную свечу у черно-белой фотографии неизвестного нам человека, откроет старый фотоальбом, закурит, сделает глоток из фляги, как вдруг тот же человек в черной кожаной куртке снова возникнет перед глазами, заставив героя сжаться и схватиться за голову, разрыдаться, завыть, отбежать к окну, и вновь увидеть своего преследователя… Зачитывается письмо, повествующее о том, что некий человек пропал без вести во время разгрома советских войск в Афганистане 12 октября 19** года… Делается еще один глоток из фляги. На столе – перекидной календарь с актуальной датой – 12 октября…
«Я не убивал! – доказывает герой сам себе. Я не мог…»… Крик и слезы…страх… Стук в дверь прерывает истерику. «Папа, иди кушать». Да, это зовет дочь. Красивая женщина с уставшими глазами. Мы уже говорили, что у нее есть муж, и дочь, которая ненавидит своего деда. Маленькая, а уже ненавидит. А дальше – сцена, которая заслуживает отдельной рецензии. Феноменальный по своей искренности и пронзительности монолог главного героя. «Как так, не платить?» – задается вопросом он. «Девять лет платили, а теперь не платить». В этом монологе мы узнаем о войне больше, чем если бы режиссер показал нам ее реальную. Мы видим ее такой, какой она осталась в памяти героя, занозой, раной, гниющей и разъедающей, больной и страшной. За кадром остались танки и пули, автоматы и жар авганских высоток, но мы будто видели эту кровавую бойню. В глазах человека, чья боль становится нашей.
Сострадания нет. Понимания тоже. Все зря. Монологи, истерики, доказательства, крики, стенания и возмущения. Все зря…
В фильме много сюжетных линий, вопросов, на которые режиссер не дает ответа. Автор картины вступает в диалог со зрителем, и создается ощущение, что режиссер желает говорить, дискутировать и хочет, чтобы зритель думал и проникался. Любовь к картине видна в каждом кадре, в каждом оттенке, в каждой интонации, в каждом шаге.
Это кино не о войне. Точнее не только о ней. Это кино о сострадании, о понимании и сочувствии, о человеческом горе и одиночестве, о нравственности и памяти человеческого сердца.
Кино-откровение, кино-исповедь, честное и сложное кино.
Контрасты… да, эти жесткие контрасты. Настоящий ветеран и те, кто промышляет и спекулирует на выдуманном статусе жертвы. С одной стороны искренность и неподдельное переживание человека, у которого есть память, не позволяющая ему наживаться на этой боли. С другой – те, кто знает цену людской жалости – это размер подаяния прохожего на улице. При полном равнодушии этих «актеров» к собственно самому сценарию, написанному на грязной мятой картонке возле якобы перебитых ног, эстетично замаскированных старым просаленным одеяльцем.. Герой отдает им все свои сбережения, тем самым доказывая всем, что не за деньгами он обивает пороги государственных опричников, а за справедливостью. Ведь как человеку, чья жизнь сломлена и раздавлена, который давно перестал жить настоящим, понять, что жизнь у всех идет дальше, и его горе больше ни у кого не вызывает боль, и лишь только его жизнь остановлена на судьбоносной дате – 12 октября.
Современный обывательский кухонный стол, на котором шинкуется кочан капусты, девочка, рисующая фломастерами на альбомном листе, светлое помещение с запачканной плитой – и темная комната главного героя, плотно завешанная шторами, обставленная атрибутами советской эпохи. Красный, свернутый рулоном флаг, красный фотоальбом, красная звезда, кровавая память, кровавая действительность. Контрастны повседневности четко подмечены автором картины, детали продуманы с профессиональной точностью.
«Может быть я уже не прав?» – снова спрашивает у себя герой. И кажется, что возвращение к жизни наступает. Старые бумаги отправляются в топку, душераздирающая сцена прощания с преследователем как ножом разрезает общее помешательство и кладет недостающий пазл в трагедийную картину, закольцовывая композицию, возвращая нас снова на тот берег, где мы впервые увидели нашего героя. Вот она – реальность бытия, пронзительная и горькая, как настоящая человеческая боль. Наш мир и наши судьбы на примере одного человека, маленького, как и все мы, но достойного и честного, как немногие.
Вздрагиваешь, когда слышишь щелчок финального выстрела. «А что делать? Сидеть и пердеть?» – неточная цитата из диалога. Есть смирившиеся, есть смиренные, есть те, кому все равно, а есть те, кто не может забыть. Ведь 1225 рублей – это плата за все: за память и скорбь, за травмы и смерть. А когда отбирают и эту суть, не деньги, а суть – почет и уважение: вас помнят, вас знают, скорбят вместе с вами, – тогда человек остается с горем один на один.
И кого винить в том, что случилось именно так? Винить ли дочь в том, что она не в силах нести такой крест как отцовское горе? Винить государство, которое по-скотски относится к людям? Винить ли самого героя, который не может научиться жить после трагедии? Жизнь обрывается именно тогда, когда надежды на понимание не остается. И можно ли теперь утверждать, что война закончена, когда сейчас, в мирное, казалось бы, время, наш человек должен бороться с другим противником, который куда страшнее от того, что он незрим и не понят, от того, что не обозначен четкой меткой врага? И что есть жизнь, и какова ее цена? В чем суть раскаяния и чего стоит забвение, и сколько сил нужно для того, чтобы вынести свалившееся на плечи горе?
Как много невысказанного, и сколько еще вопросов не задано, тех, ответы на которые можно и нужно искать всю жизнь. Смелая картина талантливого режиссера, отличная актерская игра и вечные бытийный вопросы, поднятые не в назидание, но со страстью и жесткостью, так, как их стоит задавать. Так что хотел сказать автор? Каждый ответит сам…мне кажется, автор, хотел именно этого.