Маленький герой нашего времени

Картину «1210» хочется сравнить с отчаянным криком души. На подобное сравнение наталкивает не только содержание ленты, но и обстоятельства её создания. Жёсткая и хлёсткая драма о злободневных социальных проблемах была сделана непомерными усилиями горстки пламенных энтузиастов кино на собственные скромные средства, без какой-либо поддержки со стороны государства или продюсеров. Двигателем проекта является молодой режиссёр, по совместительству журналист и поэт, Арсений Гончуков. Так и подмывает окрестить его перспективным Годаром или Фассбиндером. Как и именитые предшественники, он выступает с «почти манифестами», где провозглашает право независимого кино на существование, порывает со всем, не имеющим «художественной ценности» и ратует за кинематограф как «искусство, а не шоу-бизнес». Как и мэтры, Гончуков подтверждает громкие слова делом: совмещая в одном лице роли режиссёра, сценариста и продюсера, он находится в центре каждого из этапов создания проекта, от зарождения идеи, до проката. Итогом бурной деятельности оказывается фильм, перечёркивающий все законы привычной системы кинопроизводства, и способный стать мощным импульсом для многих авторов, не желающих, как и Гончуков, в эту систему встраиваться.

Для того чтобы обеспечить успех первой полнометражной работе, автор выбрал интересный ход. Он не стал заигрывать со столь любимыми дебютантами новаторскими формами или радикальным содержанием, а решил рассказать очень простую, но вечную историю. Это история «маленького человека», в которой отчётливо звучат отголоски Гоголя и Достоевского, Кафки и Камю.

Побитый жизнью главный герой, Николай Иванович Баранов, в тонком, мастерском исполнении эстонца Роберта Вааба, безнадёжно ищет справедливости и понимания в заледенелом окружающем мире. Когда-то на одной нелепой войне он проливал за родину кровь, стал инвалидом, а теперь эта родина лишает его пенсионной ветеранской надбавки в астрономическую сумму 1210 рублей. Баранова, разумеется, волнуют не деньги, а кажущийся романтичным в наш век принцип, кратко выражающийся словами: «пообещал — сделай». Унижение воспринимается афганцем особенно остро в связи с тем, что как раз подступает очередная годовщина гибели сына, жертвы той же войны. Своими проблемами ветеран пытается поделиться с дочерью и зятем, но те остаются глухи, поскольку больше думают о том, как бы выжить любимого папу из квартиры. Довершает картину несчастий предприимчивая местная гопота, заприметившая однажды в кармане Баранова пачку денег, и теперь с соответствующими целями преследующая его. Рассудок ветерана не выдерживает подобного давления равнодушия и бессердечия: в финале он решится на крайние меры, но, как ни странно, зритель действия Баранова поймёт и едва ли не одобрит. Никаких сомнений в закономерности безумия героя в условиях безумного мира, к этому моменту не останется.

Трагическую историю на тему тягостей существования рядового жителя нашей страны Гончукову удаётся рассказать без ухода в чернуху, без набившего оскомину смакования неустроенности быта, зато с душой и искренним состраданием к человеку. Автор избегает каких-либо изысков, обходясь лаконичными, быть может, уже тысячу раз повторенными, но всё же по-снайперски точно воздействующими на зрителя средствами. Да, для достижения необходимого душераздирающего эффекта Гончуков прибегает к падающим в рапиде осенним листьям и к крупному плану заплаканного лица главного героя. Но использует режиссёр подобные приёмы так ловко, тонко, уместно и со вкусом, что трудно не удивиться его умению и не откликнуться на призыв к сопереживанию герою. Тем самым автор успешно доказывает, что настоящее кино не нуждается ни в астрономических бюджетах, ни в громких именах звёзд. Нужны лишь талант и любовь к работе.

Любопытно, что при всей простоте повествования, Гончуков всё ж таки позволяет себе лёгкую постмодернистскую игру с классикой, в горько-ироничном ключе цитируя самого «Чапаева», а именно сцену урока военной тактики на примере картошки. В фильме братьев Васильевых, комдив, помнится, доходчиво показал Петьке, что к чему на поле боя. Баранову, увы, даже таким проверенным способом не удаётся объяснить своим безразличным родственникам, что такое война. Зато исчерпывающе на тему войны высказывается Гончуков, показывающий, что раны от неё не заживают и спустя десятилетия.

Конечно, это не новаторская картина, и в ней нет исключительных откровений. Но это картина нужная по затрагиваемой в ней проблематике: уж очень не хватает таких фильмов, которые правдиво и со смыслом говорят о сегодняшнем-наболевшем. Но главное, «1210» обозначает важное явление современной отечественной кинематографии: существование самобытного, внесистемного, независимого, почти безбюджетного авторского кино. Гончуков оказывается далеко не первым, но одним из лучших в числе тех, кто решается на рискованную авантюру самостоятельного создания фильма, и, хочется верить, эта авантюра завершится для режиссёра успешно.

8 из 10

Зачем смотреть такие фильмы

Сюжет фильма я немного знал, финал оказался ожидаемым, но все равно неожиданным… Фильм, конечно, зацепил. С первых кадров и до финальных титров.

Нынешний зритель – существо искушенное. Посмотрел столько фильмов, видео и черт те чего. В кино, по телевизору, на DVD, в сети. Ну, что мы до сих пор не знаем, не понимаем? Чего не видели, и что нас еще может удивить?

Фильм простой. Мужик, в годах, афганец. Приходит в собес и отдает папку с документами на перерасчет ветеранской надбавки в 1210 рублей. Как так? Платили и вдруг перестали. Платили же, верно? Так почему отобрали?

А тетки в собесе уже с утра раздраженные: всё ходят и ходят. Ведь русским языком объяснили: льготы и надбавки сняли, но увеличили пенсию. Пенсию свою получаете? Чо ходить-то?

Дома Николай отмечает очередную годовщину смерти сына. Сын пропал без вести в тех же горах, где воевал отец. По моим подсчетам лет 15 назад. Годовщину отец отмечает один, в своей комнатке. Свечка, рюмка с водкой, накрытая хлебом, портрет. С сыном за эти годы уж обо всем переговорено, альбом с фотографиями листается без смысла. Водка идет как вода, но Афган снова начинает стрелять по мозгам и никак от этой заразы не избавиться…

В последнее время я часто вспоминаю отца. Он был с 20-го года, в 39-м ушел в армию. Был на финской, но Бог миловал… Отечественную прошел всю. Несколько раз был ранен, под Кенигсбергом очень тяжело. Девять дней лежал в холодной палате (сарае?) для безнадежных, но выжил. Летом отправили в Монголию на войну с Японией. Зачем? Домой вернулся в 46-ом. Вся молодость прошла там, ладно, что живой остался.

В фильме есть очень сильная сцена. На кухне. Понимаешь всех. И мужика, из которого война прет и он никак не может остановиться. И дочь, с мужем и ребенком, у которых эта война не то, что в печенках, а в легких, ушах, мозгах. И там уже не помещается, вываливается. И слушать мочи нет, и любить такого трудно, и жить с ним невыносимо, и расстаться невозможно, и все к тому и идет…

Мой отец научился жить на гражданке. Он даже как-то не сумел, а умел справляться со своими ранами, телесными и душевными. Я боялся смотреть на его шрамы, на них была такая тонкая пленочка, мне всё казалось, что она вот-вот порвется…

Войну он всю жизнь носил с собой. Рассказывал мало. Это были короткие, простые и жуткие рассказы. Многие помню до сих пор, хотя прошло уж лет 40. Некоторые книжки про войну он читал. Молча. Кино про войну не любил. Если правды было мало, отзывался презрительно: «Как в кине…». Если правды было достаточно – смотрел с трудом. Когда бомбили воющие «юнкерсы», его хватало ненадолго – молча уходил на кухню… Сейчас осознаю с удивлением и благодарностью, как он сумел не поцарапать нас своей войной.

Орденов у него не было, только медали. Мне больше нравились новенькие, блестящие. К 20-летию Победы, к 30-летию. Отец относился к ним с плохо скрываемым презрением. Чем-то они его сильно обижали и раздражали. Чем – по молодости лет я тогда этого не понимал, понял много позже.

Странное дело, собрался писать о фильме, в котором отец разговаривает с убитым сыном, а пишу об отце, которого нет уже более 30 лет. То ли могу говорить только о себе, любимом, то ли фильм не только о них, но и о нас тоже…

Много лет назад, когда мониторы были большими, я обнаружил забавный эффект. Обычно смотришь на экран и видишь зеленые буквы текста. А если посмотреть как-то иначе, то можно увидеть своё отражение и то, что за спиной. Занятно было иногда переключать свое вИдение. Как-то так смотрел я «1210»…

Фильм напоминает, а то и просто вытаскивает из нашей памяти то, что мы забыли (хотели бы забыть?) или засунули поглубже, чтобы оно не мешало нам спокойно и комфортно жить. Хорошо бы это чувство сохранить подольше. Не потому, что я такой уж махровый мазохист, да и не люблю расковыривать свои болячки. Вряд ли мы бросимся помогать совсем чужим и незнакомым людям, потому как на нас лежит довольно толстый слой эгоизма. Но мы можем помочь нашим близким. Тогда и когда им нужнА и важнА наша помощь, пока наша забота и внимание их не раздражают. Часто это не требует никаких подвигов и даже денег. Просто чуть почаще и чуть повнимательнее их слушать, пытаться услышать и понять. Может и они захотят когда-нибудь понять нас…

Ода покинутым и забытым.

Наверное, так нужно назвать фильм посвященный героям недавней войны. Да любая война, если человеку волею судьбы «посчастливилось» там побывать, навсегда останется в голове и мыслях этого человека. И не всем удается забыть, переступить и начать жизнь заново.

Так и с главным героем, который живет в прошлом и, кажется, совсем не видит перед собой будущего. «Убивал! Нет! Я не убивал!» — эти слова просто остаются в голове, вырезаются в закромах души. Даже человек, который о войне знает только по кино, невольно начинает проникаться сочувствием к бывшему вояке.

Еще в фильме очень четно показано всю суть человечества. Хоть и на локальном примере. Этот вечный квартирный вопрос, детки – готовые спихнуть родителей в приют, нищие, которые обманывают людей и друзья, которые в любую минуту могут подставить. После просмотра так и хочется сказать, что этот мир болен. Вот только как давно мы все больны? Как давно мы позабыли о таких понятиях как доброта, сочувствие, честность и любовь?

После фильма звучало много разных мыслей, вопросов к режиссеру и слов благодарности за фильм. И самое громкое, что произнесли – «Он – лишний человек», «Ему не хватает тепла» и «Что вы хотели сказать этим фильмом?».

От себя могу лишь сказать словами главное героя, «Сказал – сделай!». И будьте добрее хотя бы к тем, кто рядом с нами.

1210

Даже не знаю с чего начать.

Очень сложный и противоречивый фильм. Настоящий, трогает сердце и душу. И несмотря на то, что в нем нет как таковых кроваво-жестоких сюжетов, он все равно сильно цепляет за живое. Исполнитель главной роли отлично сыграл, вернее даже не сыграл, а просто вжился в свою роль. В некоторые моменты казалось, что он как и его герой постепенно сходит с ума от иррациональности окружающего его мира.

Стоит смотреть, однозначно. Но не всем. Не все поймут, не все смогут прочувствовать и поймать настроение фильма. Да и смотреть рекомендуется в определенном состоянии души, когда ты здесь и не здесь, когда вроде бы и нет причин для грусти, но и радости почему-то тоже нет.

Отдельно отмечу музыку за кадром. Меня она просто завораживала временами.

Также понравилась манера съемки оператора.

Спасибо за фильм.

Эталонная модель

Фильм молодого режиссёра Арсения Гончукова можно рассматривать с разных точек зрения, находя всякий раз что-то любопытное и нетривиальное.

Я не хочу, хоть это и крайне увлекательно, касаться лежащей на поверхности социальной и даже остросоциальной тематике, но предпочитаю сосредоточиться на собственно художественной составляющей.

Этот выбор — сознательно себя заузить — необходим, чтобы, в пылу неизбежных баталий по поводу Афганской войны и сопутствующего ей сонма реальных проблем, не упустить крайне важное обстоятельство. Фильм Арсения — это, в некотором роде, эталонная модель, на примере которой можно объяснять, что такое искусство и как оно вообще возникает.

Признаюсь честно, в первый раз мне было довольно непросто смотреть ‘1210’. Почти весь фильм я, очень тепло относясь к Арсению лично, испытывал серьёзное неудовольствие, вызванное тем, как режиссёр и сценарист в одном лице строили свою историю.

Если кристаллизировать суть моего неудовольствия, то оно сводилось к тому, что я не слишком люблю, когда мне не оставляют зрительского выбора, тисками выжимая необходимые эмоции. И действительно, если судить о главном герое по первым 9/10 картины, то перед нами — типичный маленький человек, типичная жертва обстоятельств, типичный Акакий Акакиевич, которого все обижают.

Будь постановщиком картины кто-то другой, я, наверное, не слишком бы возмущался против такой безыскусной надсадности. В конце концов, режиссёру очень хочется, чтобы его героя полюбили, поэтому он может использовать любые средства, в том числе — и такое откровенное и беспардонное наматывание соплей на кулак.

Но Арсений — автор замечательной ‘Конечной остановки’, художник тонкий, чурающийся однозначностей, ценящий свободу зрительского суждения… Мне было неловко за него, неловко за себя. Моё настроение портилось от эпизода к эпизоду.

Я предчувствовал провал и уже придумывал, что бы такое соврать автору, чтобы его не обидеть, как Арсений, буквально одной сценой, развернул всю историю на 180 градусов, превратив своё неизбежное поражение в большую творческую победу.

На этом чудесном повороте стоит остановиться поподробнее, чтобы, на его примере, раскрыть механизм превращения дохудожественного в собственного художественное. Итак, каким к финалу картины подходит наш главный герой — Николай Иванович Баранов?

Это — сугубо положительное, глубоко страдающее, искренне несчастное существо. Это — современный святой, гонимый ближними и дальними, терзаемый и презираемый. С ним всё понятно и потому совершенно, не с человеческой, но с эстетической точки, не интересно. Про него нечего думать и, соответственно, нечего волноваться: он — простой, как кисточка…

И вдруг этот простой и почти святой человек вытаскивает из кармана ствол и разряжает его в двух совершенно случайных тёток из собеса. (Тётки, заметим в скобках, абсолютно отвратительны, но в конкретных злоключениях Николая Ивановича не повинны: решение срезать пресловутю надбавку к пенсии принималось точно не ими и даже не их начальниками).

Выстрелом своим наш герой моментально и бесповоротно меняет всю расстановку фигур на эмпатической карте. Он не только обнажает невероятные глубины собственной души, но и заставляет нас по-новому определить своё к нему отношение. Если прежде это был достоиный лишь сладких слёз аудитории ‘терпила по жизни’, то теперь перед нами — хладнокровный убийца, которому нет ни оправдания, ни снисхождения.

Добравшись до финала истории, мы оказываемся в совершенно иной ситуации: Николай Иванович перестаёт быть однозначным и прозрачно понятным, ему более невозможно просто сочувствовать, точно зная, что он сделал. Мы, размышляя теперь об этом персонаже, вынуждены постоянно колебаться, пытаясь сопоставить в своём сознании два противоречащих друг другу образа…

И это колебание, эта неопределённость, эта сложная объёмность действующих лиц и событий и есть то, что составляет сердцевину искусства, представляющего собой территорию вечно становящегося, пульсирующего, а потому — живого.

Арсений, доверившись своему драматургическому чутью, сумел избежать соблазнительной и плакатной фальши, когда было достаточно спекулировать на печальных перипетиях военного пенсионера, получая свою долю положительных рецензий. Он двинулся дальше — к настоящей драме, к настоящей истории, к настоящему художеству.

Этот успех режиссёра приятен вдвойне. Во-первых, у нас есть фильм, который однозначно переживёт время своего появления — не только по причине выдающегося актёрского дебюта в качестве исполнителя главной роли Роберта Вааба.

‘1210’ будет волновать, будет вызывать споры даже тогда, когда Афганская война станет далёкой историей, потому что сюжет о том, как симпатичный человек, не злодей, не ублюдок, совершает смертный грех и с этим те, кто его знает, вынуждены как-то определяться, вечен.

Во-вторых, и это касается карьеры автора, фильм ‘1210’, его вторая ‘взрослая’ постановка, намечает твёрдую линию в его творчестве, связанную с обращением к неоднозначным, чрезвычайно противоречивым, а потому невероятно интересным героям, от которых невозможно отмахнуться, сказав себе, что с ним всё понятно.

‘Нет, — отвечает нам режиссёр своими картинами, — ни черта не понятно. В жизни вообще мало что понятно. По крайней мере, мне. Но я и не пытаюсь никого обмануть: я на таком же распутье, как вы. А значит, будем разбираться вместе’.

8 из 10

Кто на чьей совести?

В фильме Арсения Гончукова мы видим жизненную мудрость и, поэтому, силу. Фильм может вызвать споры по поводу того хорош ли главный персонаж или плох. Однако здесь вроде бы нет ясных акцентов в распределении ролей, недаром, потому, что театральности здесь минимум, а кинематографа максимум. Мы можем сказать это как про историю самих героев фильма, из которых нельзя выделить хороших или плохих, так и про обстановку, она скорее стремится к естественности, только переданной особыми средствами.

Прежде всего, на что обращаешь внимание – это художественный вкус. Начиная со скрупулёзного подбора мест для съёмок (как признался режиссёр, он искал во многих местах, в том числе помогли блоги бабушек, которые выкладывают фотографии своего района), и актёров (прежде всего главный актёр Роберт Вааб не был ранее признан и играл на второстепенных ролях – здесь же мы видим, как актёр полностью вживается в роль), заканчивая решениями, касающимися самих съёмок.

Самое лучшее в этом фильме, пожалуй, живая воля режиссёра, снимать своё кино, умное и структурированное в художественном плане. Не зря кинокритик Алексей Медведев, бывший на кинопоказе в ВШЭ, сказал о том, что Алексей буквально сделал себя своими руками. Ведь фильм чистый – мы видим это, хотя бы по тому, сколько художественных средств использовано. Ведь, смотря фильм, мы можем прочувствовать дым из люка как настоящее событие, или застывшие волны – как дар провидения.

Интересно понаблюдать за особенностями актёрской игры. Например, бывший на показе, актёр Александр Гавриков в фильме играет инертного, но порой вспыльчивого домоседа-жлоба, не охочего до людей, и несколько отстранённого в своей затушенности эмоций. И мы видим, как актёр сам признаётся на показе, что во время съёмок фильма пришлось стать жлобом, раскрыть свои скрытые черты. Или Юлия Дегтяренко, у чьей героини в фильме сложная судьба забитой домохозяйки, которая, как и её муж, не могут вынести вечных душевных переживаний и требований старого отца. Или взять двоих жуликов – ведь каждый из них со своей историей, каждый раскрывается по-своему.

И это ж надо так тонко подобрать актёров, чтобы и судьбы их переплетались с их героями! Например, непростая творческая судьба Роберта Вааба словно граничит со знаковостью его образа в фильме, и даже, как выясняется, Николай Бутенин, в фильме играющий нищего, — на съёмках рассказал про себя именно ту историю, которая оказалась столь верна для описания характера его героя, что режиссёр подставил её в фильм. То же самое можно сказать и об Александре Сухинине и Александре Гаврикове. Подобное совпадение характеров не всегда встречается, и не зря режиссёр признаётся, что самое сложное – это подбор актёров (Арсений не может говорить в день более чем с двумя актёрами, потому что требует очень много ресурсом прочувствовать актёра).

Мне показалось, так же, что фильм довольно тактичен. Мы, можем, конечно, не быть солидарными с концовкой, но с теми акцентами, что расставил режиссёр, почему бы и не быть солидарными, когда всё возникает из жизненных наблюдений и длительной работы. Например, для себя я отметил то, что герой проходит две фазы общения с женщинами из пенсионного учреждения. Совсем отличаются первый визит, когда слова отделяют большие промежутки времени и позиционируется неловкость и недоговорённость, и второй, казалось бы, более порывистый и свободный.

Здесь, пожалуй, можно только сказать, что реализму не нужна излишняя вычурность, а нужен лишь восприимчивый зритель. Фильм при просмотре вызывает согласие с методами режиссёра, и стремление, как ответную реакцию на профессиональную волю.